Ник:Montyy__
Слабый огонёк сигареты то вспыхивал, то затухал снова, кое-как освещая лицо курящего человека. Хотя уже давно наступила глубокая ночь, этот человек курил, несмотря на все запреты опытных сталкеров и на собственный опыт: иногда снайпера могли садануть на огонёк.
Он курил, потому что это была привычка. Курил потому, что так делал всегда, когда делать было нечего, когда он не знал, что делать …
Процент или Петя Процент — так его звали в Зоне. Невысокий, коренастый, темноволосый бреющийся мужчина — вот каким он был. Не смотря на то, что качался он всё своё детство и юность — мышц он не накачал, а вот сила у него была. И в характере тоже.
Впервые в Зоне отчуждения он оказался в 1990 году, когда ему, девятнадцатилетнему подростку слесарю из Москвы пришлось бежать со всех ног от милиции, хотя он был в общем-то не виноват.
Всë так случайно получилось: случайно зашёл её батя, случайно их увидел, случайно разбил ему нос, случайно поволок в отделение, не дав даже толком одеться.
Процент не растерялся: уже на улице как врубил батяне своей возлюбленной в морду левым апперкотом — тот на землю и хлопнулся. Как потом выяснилось — с сотрясением мозга. Но Пете было не до этого: он со всех ног рванул домой. Добежал до подъезда, долго в дверь звонил — мама обед готовила.
В квартиру как ошпаренный залетел, маму перепугал, но она ни слова не сказала, по глазам поняла: натворил делов. Пока сын в комнате переодевался и немного вещей в спортивную сумку укладывал, бутерброды молча резала с колбасой. Потом через десять минут Петя из комнаты вышел, паспорт и отцовский нож в сумку закинул — и ходу.
Мамины влажные глаза, когда она ему бутерброды отдавала и молча обняла на прощание, на всю жизнь запомнил …
Сказал коротко: “Я вернусь, мама. Жди меня. Скоро увидимся” — и дверью хлопнул. Спускаясь по ступенькам вниз, глаза утирал.
Маму он потом живой всего один раз увидел.
С Белорусского вокзала добрался он на переходных до Минска, оттуда — до Киева, а из Киева потом до самого Чернобыля пешедралом топал.
В самой Зоне он очень просто появился: на подходе нарвался на военный патруль, был схвачен, арестован и в Чернобыль увезён. И там ему посчастливилось встретиться, как он потом рассказал: “С самим Атаманом”. Атаман был лидером сталкеров на Болотах, и в Чернобыле с охраной он приехал на переговоры с военными. Петьку он там увидел чисто случайно: его заставили мешки с цементом таскать и Атаман его заметил лишь мельком. Вечером за Петром пришли военные, одели в военную форму, повели за собой во двор.
Там он был обменян на пленного лейтенанта и передан сталкерам под началом Атамана, а затем увезён на Болота, хотя ему предлагали возвращение на Родину через один коридор (путь на Большую землю).
На Ставке Атамана на Болотах он провёл шесть месяцев, обучаясь основам выживания в Зоне. Зона тогда только-только осваивалась, только-только формировались привычные нам сталкерские поселения, только-только появились первые опасные мутанты и потому очень многое ещё было не известно, а Петя, проведя затем ещё год на Болотах, ушёл вскоре на АТП, на которой совсем недавно была основана база вольных сталкеров, которая вскоре разрастëтся, а вся прилегающая местность будет называться Кордоном.
По Тëмной Долине бегал с автоматом на перевес, на только сформированной Свалке не один месяц провёл, на будущий Бар ходил, даже в центре Зоны был в 95-ом — первопроходец.
С 94-го работал “коридорщиком”: помогал сталкерам переправлять из Зоны артефакты, письма, деньги и прочие вещички на Большую землю, а с Большой земли — в Зону. Петя своей семье: маме и девушке с сыном тоже деньги отправлял.
В 95-ом, едва вернувшись с центра Зоны, узнал через свой коридор, что у мамы инфаркт. Махнул в Москву, но живой её только на два дня застал. Похоронил на Новодевичьем кладбище. Пил четыре дня, не просыхая.
Сын родился Даниил ещё в 91-ом, попробовал Петя семейную жизнь — не ужился он в мире большом, в 98-ом угодил за решётку за участие в массовой пьяной драке с дебошем, применением холодного оружия и двумя трупами.Получил семь лет, сел во Владимирский централ. С пацанами на нарах откисал, токарем работал в тюрьме, чифирил, навыки боя рукопашного показывал, какие в Зоне получил — жил как-то. Вышел по УДО за примерное поведение, года не досидев.
Тут новости: на Кордоне — облава военных, на Болотах — раскол, у семьи средств не очень много: папаша жены денег не шлёт, а всё что жена Полина зарабатывает — 25 тысяч рублей.
Как же Петя поступил?
Правильно: в Зону поехал.
Тут уже ему несладко пришлось уже сразу: ещё на подъезде напали на его грузовик бандиты. Водителя и ещё нескольких человек сразу сняли, машина — в кювет, многих подавило, многих поломало. Петя с ещё несколькими сталкерами залегли за кузовом и начали отстреливаться — но долго против пулемёта не продержаться ни на одной позиции.
Повезло Пете, он один жив остался. Расстрелял все патроны и ползком уходить начал через поле. На подходе к лесу в полный рост встал — заметили, стрелять вслед начали, пулю в бок получил вскользь. Опять повезло. Остановился на ночь в лесу.
Ночью ему шмон устроили: трое голодных бандитов на него нашли, решили обыскать и разбудили. Процент отдавать еду отказался, сам голодал. Решили бандиты его вручную взять, ножами, чтобы патроны не тратить.
Бац ногой в челюсть — минус один. Бац с кулака в кадык — минус ещё один.
Третий с ножом подбежал, замахнулся — Процент его перехватил, порезался, но через плечо направил. Первый хотел его дробовиком снять — Петя на землю упал, схватил у третьего автомат — и одной очередью двоих снял.
Третьего отпустил с покаянием. Забрал патроны, накормил — и гуляй, друг, пушки братков своих Сидоровичу сбагри, скажи: “Процент послал. Не тот, что с продаж, а тот, что Петя. Да, ещё привет ему передавай от него же”.
Бунт на Болотах подавлял, потом с Меченым в центр Зоны ходил, в процессе блаженных с санитарами мирил.
Уехал в 2004 Петя Процент в Зону — и больше оттуда надолго не возвращался. Деньги слал (много, тысяч по семьдесят, потом по сто), ездил каждый месяц когда мог, письма писал — но вернуться к жизни на Большой Земле так и не смог. А снова на нары откинуться боялся. И знал: вернётся на Большую Землю — точно откинется
Сын его давно уж офицером стал, жене скоро на пенсию — а Процент с ними и не жил толком. Вот ведь история какая, да? Самому скоро пятьдесят пять, известный в Зоне сталкер, авторитетный, на коридоре своём старший, ест сытно, спит сладко, денег много — а там на Большой Земле частичка его осталась, вроде родная такая — а вроде и нет, не жил с ней долго Петя Процент. Хотя частичка эта, жена и сын, никогда к нему претензий не имели. Понимали: надо так, так лучше будет. А Петя даже и не знал, как лучше: он по другому не умел.
Иногда, когда он курит, он думает об этом: могло ли всё быть иначе? Мог ли он остаться в Москве, жениться на Полине, воспитать вместе с ней сына, побольше увидеть живой маму, высшее образование получить — могло ли так быть?
И ответ даёт: да, могло, конечно, могло.
И снова спрашивает: а почему же не случилось?
И отвечает: судьба иначе распорядилась.
И снова сам себя спрашивает: а почему же она так распорядилась?
И думает в ответ: не знаю. Не мною это решалось, хотя и моей вины в такой судьба предостаточно.
И спрашивает напоследок: а хорошо ли судьба распорядилась? Не зря ли? Правильно ли?
И ответ он даёт твёрдый, уверенный: как распорядилась — так и распорядилась. А хорошо ли, плохо ли — хрен знает. Могло быть хуже, могло быть лучше.
Потом Петя Процент докуривает сигарету, тушит её и идёт мыться и спать: прожит ещё один в Зоне день.
Прожита не зря его жизнь …
